Но специализация не всегда была узкой, и археология не всегда имела такие возможности исследования. И когда Генрих Шлиман вёл свои раскопки во второй половине XIX века, у него не было современных правил или инструкций. История археологии — это история науки, в которой учёные учатся на ошибках предшественников, в которой за спиной учёного стоит множество его коллег из прошлого. В витрине напротив входа в зал артефакт, найденный археологической экспедицией нашего музея совсем недавно в Пантикапее. Черный камень с тонким рисунком. Может показаться, что это фрагмент сосуда. Но нет, это каменная матрица для изготовления женского головного убора. Для мастера она была своего рода «трафаретом», по ней украшались тонкие пластины из золота или серебра. Так на итоговом изделии отпечатывался сложный узор: плавные линии переплетающихся побегов, крупные цветы, орнамент в виде бегущей волны. В IV веке до нашей эры, во времена Александра Макендонского, по этой матрице, должно быть, изготавливались прекрасные... кто знает, что это было: пектораль, ожерелье, возможно, диадема? Как та троянская из «Клада Приама» — те же золотые пластины, не менее тонкая работа. Шлиман нашёл своё золото в 1873 году, когда Клод Моне в Париже писал «Бульвар Капуцинок», а Илья Репин заканчивал «Бурлаков на Волге». Спустя более ста лет наука сделала рывок вперёд, поменялись методики и школы, несколько поколений археологов сменили друг друга, и вот, через небольшую каменную матрицу, мы оглядываемся назад, вспоминая, как всё начиналось.

Некоторый научный интерес и обыкновенное любопытство были свойственны также троянским героям. Многоумный Одиссей, например, мечтал на себе испытать пение сирен, от которого все моряки сходили с ума. Желая сохранить рассудок, он повелел матросам крепко привязать его к мачте, чтобы, услышав пение, он не смог спрыгнуть за борт. Хитрость сработала, и любопытство героя было удовлетворено. Вы видите перед собой фиалу, изображающую сцену как раз из этого мифа. В центре — кольцо орнамента: волны морской пучины, а над ними одна за другой рыбки. По волнам плывёт корабль, на него моряки водружают мачту, к ней привязывают своего капитана. Повсюду из воды выходят мифические фигуры поющих сирен.

Первые археологи в XIX веке были чем-то похожи на Одиссея. В разгар коммерции, аукционов и маркетинга, не теряя рассудка при виде золота, они смотрели на свои находки с точки зрения их научной ценности, а не просто как на кусок металла, камня или глины. Некоторые находки вообще могли не привлекать к себе никакого внимания. Возможно, потому что не выглядели достаточно дорого. Вы удивитесь, но до Шлимана учёным не приходило в голову изучать черепки битой керамики. Оказалось, она крайне ценный материал, по которому можно гораздо точнее датировать культурные слои. Керамика буккеро (рельефная полностью черная), краснофигурная, чернофигурная, — словом, всё, что окружает Вас в этом зале, стало значимым именно благодаря Шлиману. Поражает разнообразие не только техник, но и сюжетов: боги, люди, битвы, охота... Эта фиала с Одиссеем и рыбками тоже из лакированной глины. Как порой оказывается важно простое любопытство и внимание к деталям.

Вот, к примеру, великолепная краснофигурная амфора вазописца Полигнота с изображением героя Ахилла в окружении учителя Фойникса, его верного друга Патрокла и богини утренней зари Эос. Сейчас этот экспонат — прекрасный образец эпохи и техники. Автор даже подписал свою работу, что случалось совсем редко, так что мы можем даже изучать его индивидуальный стиль. Нам часто кажется, что предмет всегда ждал своего места в музее, старательно собирая всю свою творческую биографию, чтобы будущий хранитель знал, что стоит отразить в этикетке. Но путь амфоры тернист: чтобы стать такой, какой она предстаёт сейчас перед вами, потребовалось немало времени. В XIX веке её, расколотую и грязную, впервые обнаружили итальянские археологи. Как это часто тогда случалось, новый артефакт отдали в антикварную лавку, где будущему товару необходимо было придать респектабельный вид. Всё очищали, склеивали, как могли, а если где-то не хватало деталей, подставляли из других керамических ваз. Чтобы подмена была не так заметна, поверх первоначальной росписи реставраторы (или скорее вазописцы XIX века) нанесли свою — тоже краснофигурную. Когда эта амфора попала сперва в Исторический музей, а потом, в начале 20-х годов прошлого века, в наш, реставраторам потребовалось долго и кропотливо поработать: хранитель Владимир Дмитриевич Блаватский, изучая сосуд, только несколько лет спустя открыл первоначальную роспись. Самую обычную краснофигурную вазу, да местами ещё и подделку, открытие Блаватского превратило в один из самых ярких и неповторимых экспонатов сегодняшнего греческого зала.

Так что модель колесной повозки — современница поэта, а не событий, которые он описывает, но в мире 1873 года, где Шлиман обнаружил свой «клад Приама», конный экипаж оставался ходовым средством передвижения: еще не был запатентован двигатель внутреннего сгорания. Кажется, что не случайно жизнь Шлимана, смелого экспериментатора, выпала на период технического прогресса. В XIX веке резко изменился существовавший тысячи лет уклад, люди обрели скорость и множество новых видов транспорта. Это позволило быстрее организовывать путешествия и раскопки.

Рельеф был сделан для гробницы вельможи Теп-ем-анха и изображает сцены из повседневной жизни. Собиратель египетских древностей Владимир Семенович Голенищев, как герои нашей истории про сирен, тоже не охотился за египетскими драгоценностями, а собирал такую коллекцию, по которой можно было бы максимально познакомиться с египетской культурой. Вот женщина покупает сосуд и просит сделать на нем надпись; слева внизу — столярная мастерская, а выше — подготовка к литью металла. Печь раздувают через трубки — обработка металла в раннем бронзовом веке была трудоемким делом, методы оставались примитивными, а изделия выходили неидеальными. В этом можно убедиться, посмотрев на троянский клад: Троя II и Египет Древнего царства относятся к одной (Циркумпонтийской, как уточнили бы профессиональные археологи) металлургической провинции, это значит, что их жители используют сходные традиции металлообработки. Технология, конечно, будет меняться еще неоднократно, но мастера уже имеют специализацию: ювелиры и кузнецы работают отдельно, что, конечно, приведет к развитию всех областей.

Наша следующая точка в зале 3 «Золото Трои»; пока вы двигаетесь в том направлении, если мы уже заинтриговали вас комментариями современников Шлимана, можете послушать их в следующем треке.

Почему именно ее, а не роскошную диадему или ожерелье? Потому что именно маленькая булавка — возможность продолжить разговор о мастерстве. Это «булавка в виде пластины с шестью сосудами», и при ближайшем рассмотрении мы можем увидеть, что она состоит из множества мельчайших частей, спаянных воедино. Но остатков припоя, который бы служил сцепкой, не заметно даже под сильным микроскопом. А ведь в ней еще больше составляющих, чем кажется на первый взгляд — каждый из сосудов в верхней части булавки спаян из 7 отдельных элементов. Они созданы в технике работы с металлом, в которой для создания проволочных деталей металлические листы раскатывались до необходимой тонкости и как бы сворачивались в трубочку.

Как после Шлимана археологи смогли улучшить технику раскопок на примере его открытий, так и современные ювелиры, опираясь на опыт предков, с каждым годом улучшают способы обработки металла. Для создания проволоки сейчас прилагают намного меньше усилий — в наше время для того, чтобы её изготовить, используют приспособление — фильера, через которое протягивается раскаленный металл. Так формируются её толщина, объем и форма.

Что вам напоминает его форма? Можно обойти витрину и оценить, как тщательно обработана внешняя поверхность сосуда, зато внутри видны следы инструмента. Археологи Пушкинского музея предполагают, что сосуд выковали по деревянному шаблону. Этот сосуд часто называют «соусником» из-за сходства с современным предметом посуды, который придумали уже в Новое время. Точное предназначение, как это часто бывает, определить трудно, но ученые считают, что он применялся для ритуальных церемоний, причем регулярно — один из носиков шире другого, что может быть свидетельством его использования.

Шлиман отметил, что его форма, если смотреть в анфас, со стороны носика, отдаленно напоминает форму сосуда, описанного в тексте... вы уже догадались, Гомера. Он имел в виду чашу для питья, которая носит название Depas amphikypellon, и такие сосуды действительно находят археологи. Только выглядят они совсем по-другому: напоминают скорее вазу или стакан с двумя большими ручками в виде буквы Ф. Современные археологи очень осторожно выстраивают параллели между находками из разных мест и типами предметов. Чтобы назвать, например, височные кольца — височными кольцами (украшения, которые тоже есть в этом зале), нужно убедиться, что предметы имеют достаточную сохранность и действительно относятся к одной типологии. С этим «соусником» все непросто: убедительных аналогов нет, и с другими сосудами можно сравнить только отдельные его детали. К сожалению, в археологии нельзя обойтись без белых пятен; множество пробелов в наших знаниях о прошлом так и не будет восполнено. Но долгие годы развития этой науки доказали, что строить яркие гипотезы, которые связывают воедино сразу все факты, бывает опасно. Гораздо продуктивнее и справедливее по отношению к будущим поколениям ученых шаг за шагом сравнивать противоречивые данные. И верить, что если смелое предположение верно, то его удастся доказать!